ПОБЕГ.
« Умный не скажет,
Дурак не поймёт!»
Затихли орудийные канонады и пулеметные трели Гражданской войны на Дону. Белые ушли, но по одиночке возвращались они в родные края, и жили на нелегальном положении, скрывая своё прошлое, маскируясь под новое время и порядки. Разграбленный и униженный оккупацией Новочеркасск жил безвольно и покорно, но, ухал по ночам обрез, неся справедливую кару новым хозяевам.
Отвалился «заветный Сезам» затвора ухмыльнувшись открытой пастью восьмёрки-бесконечности. Плавно нырнула латунная гильза в левый ствол Зауэра, глухо уткнувшись закраиной гильзы в инжектор.
«Ну всё, готов! Подумал Колька», звонко щёлкнув затвором положил Зауэра на левое предплечье, покачал как ребёнка, правой рукой схватил полупустую бутылку муската, крутнул несколько раз содержимое и резко перевернул горлышком в стакан. Золотистая струя резво заполнила стакан остановившись у краёв вращающейся воронкой. Вдохнув виноградный запах Колька медленно выпил благоухающую жидкость, уселся на топчан ухмыльнувшись, уткнул ствол Зауэра в Георгиевский крест, наклонившись в перёд уперся прикладом в пол и нажал на курок. Бахнул выстрел. Заряд дроби пробив щуплое Колькино тело, отрекошетил от стены и запрыгал бусинками-мячиками по кафельному полу.
«-Ах ты падла!!! Чё наделал», взвизгнула вскочившая в комнату Нюрка и кинулась к Кольке.
Кроваво-чёрная дыра размером с голову ребёнка шипела и пузырилась бело-розовой пеной в такт Колькиному дыханию, розовой бородой расползаясь по топчану. Вымазавшись в кровь, обняв и приподняв липкое Колькино тело Нюрка заткнула чёрную дыру волчьей папахой и опустила Кольку на топчан. На звук выстрела в распахнувшуюся дверь вломились трое чекистов, которые за секунду до выстрела трусливо топталися под дверью, решая кому входить первому. Старшой, комиссар, глубоко выдохнув и вытирая лицо армейской шапкой с ухмылкой промолвил: «Убёг, сука!». Подняв с пола Колькин Зауэр он вышел на улицу и злобно стукнул ружьём об угол дома. Швырнув поломанное ружьё на кучу мусора, комиссар крикнул испуганной команде: «А пошли ка в соседний двор, к Цыкунову! Щас, отыграемси…». Ну, кто ищет – тот всегда найдёт! Через пару минут, во дворе у Цыкунова что-то грохнуло и визгливый женский голос закричал: «Убилииии…! Ой, убили! Комиссара убилиии…». Долговязая фигура Сашки Цыкунова перемахнула через кирпичный забор на заднем дворе. И, пряча голову в старую солдатскую шинель Он дал стрекача под бугор, в сторону речки.
Тремя часами ранее, проснувшись Колька вспомнив, что сегодня у него встреча со старым приятелем - Мишкой Коршуновым на Азовском базаре. Мишка, как обычно ждал в заранее условленном месте, в прицерковном дворике за Михайловским собором. Сидя на стопке кирпичей под развесистой столетней ивой, напротив расстрелянной из трёхлинеек фрески Михаила архангела. Мишка смакуя курил самокрутку, картинно расставив на разбитой могильной плите бутылку запечатанной сургучом водки и пару стаканов. Завидя Кольку он запел «…Люба братцы, люба..» и ловким привычным ударом по дну бутылки выбил пробку. Прозрачная, чуть густая водка наполнила рюмки. Ну, здорова, штоли. Колька присев на кирпичи взяв рюмку чёкнулся с Мишкой и, первая «ласточкой», привычно нырнула по «не паханной дорожке», приятно заколов тысячами горячих иголок за грудиной. «Наливай»!
«Соколом» промелькнула вторая, когтями рванув по пути голодный желудок впилась в возбужденную алкоголем Колькину печень.
- Слышь, Колька! Бабы гутарять, тебя сёдня арестовывать будуть. Край, тебе тикать нада! - скороговоркой произнёс Мишка и наполнил рюмки в третий раз.
«Жабой» плюхнулась в желудок третья рюмка. Навалилась приступом ишемии на грудь, сдавила дыхание, кольнула иголкой тоски в самое сердце.
Закусив «понюхом локтевого сустава» Колька выдохнув сказал:
- Пойду я.
- Куды? - Спросил Мишка.
- КоХти рвать! - ответил он вставая с кирпичей.
Развернувшись, вскрикнул:
- Ну, прощевай, Михайла!
- Прощевай, - ответил Мишка.
- Так эт брат я не тебе, эт я Ему! - и махнул рукой в сторону простреленной фрески испуганного Архангела Михаила, который робко жался под навесом на стене, пытаясь укутаться в свой кроваво-красный, помятый плащ...
- Асс.. тобой мы ишо свидимси! На Том Свете… - и, раздвинув косы столетней базарной ивы, Колька резво рванул до дому.
В воротах, на выходе из прицерковного дворика, опёршись на каменную тумбу сидел полуседой, полупьяный нищий. Завидев Кольку, он слащаво заулыбался и, закивав головой крикнул: «Эй, штабс! Дай копеечку!». «Пышёл на @уй!» ответил ему Колька и сплюнул прямо в мятую фуражку с горсткой мелочи.
- Падла! Чтоб ты сдох! – выдохнул ошалевший от такой наглости нищий и кинул в спину Кольке обгрызанное яблоко.
«Даа!… Не задался день», - подумал Колька и, походкой человека, принявшего важное решение двинул до дому.
Однорукий фершал в больнице осмотрев Кольку буркнул: «выносите» и безнадёжно «махнул-как-отрезал» ампутированной рукой. Его вынесли и положили на низкий, заплёванный приступок возле громадной, парадной двери больницы, где он и пролежал пузырясь чёрной пеной дотемна. Рядом сидящая Нюрка плача и растирая кровь по лицу голосила: «Что ж ты наделал? Как же я теперь с двумя детками???» «Вырастишь!» прошипел Колька булькая кровью, «за то живы будите!».
А как свечерело, пришла Его последняя девка, «безносая и с косой». Забулькал Колька, дернулся и… «убёг», чтоб через пятьдесят лет вернуться частью ДНК правнука в наше время, где его уже ждал кагал «понаехавших» в родной город гражданских оккупантов.
И забилась тогда «прыгающим Чижиком» в «голове-клетке» Колькиного правнука мыслишка, выпирая в такт синей жилкой на виске, кто он, откуда, зачем и куда? И будет он, судорожно мечась по городу вспоминать через «Shift-DNA» как будто ранее виденные места и закоулки: речку-Тузловку, Цыкуновку, площади, улицы и церква…
Write a comment