Томный Киевский вечер российского эмигранта прервался звонком. Это был гражданин России, мой земляк, родовой Донец, товарищ по несчастью Борис. Я примчал на Вокзальную, и, поначалу не узнал в исхудавшем мужичке с сумкой на колесиках, того самого Бориса, которого довелось видеть когда-то на Родине, а затем и в первые месяцы моей украинской эмиграции.

Борис потомок донских казаков, прошел все круги российской несправедливости, противодействовал ей. Он не афишировал свою принадлежность к добробатам, так как причины семейные к этому обязывали. После активной фазы боевых действий, он исчез в рутине эмигрантских дел, и я редко видел его, лишь эпизодически общаясь в соцсетях.

Он рассказал мне о диагнозе, который был ему поставлен в госпитале, это была онкология, или в простонародье – рак.

- Так а почему ты молчал? Давай соберем тебе на операцию! – возмущался я. - у меня канал на Ютубе, сайт, фейсбуки с контактами, устроим акции, и вылечим тебя...

- Серега, я врач-инфекционист - перебил меня Борис в своей типичной манере, и жадно затягиваясь сигаретой продолжил - и диплом не имею, лишь по причине моего характера, но не своих знаний в медицине. Онкологи – это вообще тупые обезьяны, это хироманты и астрологи, но в медицине, которые не соображают, что они делают. Они паразиты, которые предлагают жевать Орбит, вместо лечения кариеса. Они впаривают плацебо, за цену грааля. Это мой выбор. К тебе я по другому вопросу. Вот флешка, тут я кое-что оставил из воспоминаний. Пошлятина, но, это реалии нашего времени, быть может, кто-то прочтет, и не допустит моих ошибок. Не время и место для исповеди, да и ты, хоть и бородат, но на попа не похож, и в данной писанине я собрал во едино звучные аккорды молодости, свои переживания и противоречия.

- Но...

- Никаких "но"  - вскинув руку в кавказском жесте, оборвал меня он.

Мы попрощались. Его некогда полные жизни глаза, стали похожи на очи вяленого леща. Вдруг он резко вспомнил события нашей молодости, когда в процессе автопати мы познакомились с девчатами из «арбузно-литейного» техникума Новочеркасска, и закончилось все дракой с быдлом, затем встречей рассвета, с песнями под гитару на крыше заброшенной советской стройки... Взор его вновь вспыхнул жизнью. Но вдруг, прервавшись на полуслове, и молча махнув рукой, не оглядываясь, твердой походкой отправился в сторону входа в вокзал, выпуская клубы сигаретного дыма, и как типичный мужчина Северного Кавказа, поворачивал голову, оценивая проходящих мимо красавиц киевлянок. Он исчез в пёстрой толпе субботнего вечера, растворился в безликой массе селюков едущих с работы на рынке, и спешащих на «Киев-Москва» заробитчан.  Я знал, что если он шел на поезд, то он запрыгнет уже в него чуть ли не на ходу, он такой был всю жизнь.

В пути я гуглил диагноз поставленный Борису, и настроение портилось, излечению это как правило не подлежит, лишь затягивание жалкого существования. Приехав до хаты, я зашел в бар, и, заказав себе водки, написал в Фейсбуке пост, что-то про друзей, Родину, эмигрантов от Путина и проч. Я мало пью, гораздо меньше, чем нужно добротному представителю счастливой части человечества. В пересчете на чистый спирт, за год я выпиваю 1-1.5 литра, это норма нормального пацана из русского мира за неделю. Утром я пришел до хаты, но не спалось. И вдруг вспомнив, о переданной Борисом флешке, я вставил ее в комп. Сканы рукописного текста, в том числе тюремных «мулек», фотографии девиц, принт-скрины переписки Вконтакте, анализы из клиники N, и заметки с мобильника Nokia от 2008 года, полные переживаний, нежности, любви. Всё это было добротно разложено по папкам, и я раскрыв первую из них принялся читать.  

Незаметно ушло шесть часов, и после обеда, я ощутил чувство вины, и даже гипотетическое желание выброситься в окно.

Я не стал читать её дальше. Но спустя полгода, пришли слухи, что Борис то ли умер, толи убит, возможно его убрало ФСБ, или СБУ, или знакомец из добробата, я расскажу об этом, но сначала его воспоминания, которые я своей корявой рукой, попытался превратить в страницы книги, в которой вы найдёте всё – и любовь от ненависти, и разврат от безысходности. 

Глава1

«Исповедь»

Поезд Москва- Адлер, 27 мая 2**** года.

Душный плацкартный вагон поезда Москва-Адлер пропах несвежими человеческими телами, запахом пивного перегара, варёными яйцами, чипсами, да вечно воняющим сортиром. Не утихал гомон людей, наперебой они занимались оголтелым поездным враньём, рассказывая то о «девятках» лёцающих 190 km/h, то о побитых ими в драке семи гопниках, то братались и договаривались о встречах, которые конечно же никогда не случатся, ибо все они друг о друге не вспомнят сразу же по выходу из вагона. Опять враньё. Кругом враньё! Почему Бог создал меня таким неравнодушным ко лжи, и окружающим меня процессам вечной человеческой деградации? Зачем он наделил меня умением видеть мир без призмы заблуждений, и что самое страшное осознавать его реалии? Нет, я не хочу писать много личного, ибо эту писанину могут прочесть, и буду себя неловко чувствовать, а возможно эти строки могут стать материалами уголовного дела. Пусть этот дневник будет либо моим диалогом с совестью, либо попыткой развлечь себя анализом собственного характера, и даже неких глубин души. Еще не знаю, но строки определят тип этого текста в процессе написания.

Моя душа.  Даже для самого себя, мне сложно описать все её чаяния и порывы, она в чем-то ветрена как изменчивые ураганы донской степи. В то же самое время, она томна словно каменное надгробье могилы, эпитафия на котором никому не интересна, и даже если найдётся разум с желанием ее познать, то не в силах ему разобрать поросшие мхом слова этого надгробья. Но камень продолжает хранить скорбный смысл слов об никому неизвестном человеке канувшем в Мир Иной.

            Моё имя Борис. Мне 25 лет. В моих жилах кровь донского казака. Я вырос в семье офицера советской армии, старшего лейтенанта Ивана Есаулова. Мой отец родился в далёкой Сибири, и многие годы я не знал, как он там оказался, если прадеды мои родом с Дону. В нашей семье не то, чтобы запрещено, но, тем не менее, не принято говорить о прошлом, ибо так наказал дед. Несколько лет назад я нашел в Интернете следы своей родни во времена Гражданской войны в России, и рухнула вся семейная легенда про «прадеда-буденовца». Мой прадед, офицер Донской Армии, командовал полком казаков, но вместо гордости за него, батя мой разозлился. Он нес мне бред о том, что ни черта не поменялось, и за гордость о таком вот родстве, скоро и вешать могут начать. Поэтому и не только, я потерял отношения с отцом, и ушел на вольные хлеба, бросив учебу, и покинув семью. Зимой я замерзал в переходе близ Казанского вокзала в Москве, но в итоге получил профессию бармена. Завел бурные отношения с прекрасной по своей внешности москвичкой, но не смог быть с ней по ряду причин, которые хочу изложить в данной тетради. Вернувшись домой с Москвы, я пытался заняться предпринимательской деятельностью, но у меня возникли проблемы с представителями кавказской мафии, и мне угрожали посадкой на бутылку, чего мне очень не хотелось, и поэтому я вновь покинул родные места, тем самым оказавшись во внутренней эмиграции регионального типу.

             И вот я еду в Сочи. После покупки билета на поезд, стакана чая, и батончика «Сникерс», в моём кармане осталось 250 рублей (около 10$ на тот момент- прим. Белогвардеец) скоро я выйду на Сочинском вокзале в полную неизвестность… но и в море приключений. Скоро олимпиада, фарс банановой республики, всенародный гонор, и колосс из шлакоблока. В стране, где старики-ветераны умирают от голоду, а в 150 км от Москвы люди гибнут от банального аппендицита, власть имущие строят зимнюю олимпиаду в субтропиках, стоимость которой неизвестна даже самому главному коррупционеру всея РФ.

Собственно к черту политику, общество и его процессы, мои попутчики наслаждаются мерзостью бытия, но у меня не всё так плохо, ведь судьба мне подарила внешность, с которой нет причин для стеснения, умение излагать свои мысли словами и делом, что в свою очередь позволило мне познать немало женских душ. Да, это были преимущественно несчастные отношения, где был либо несчастен я, либо мои милые девушки, которые все до единой, были лучшими на свете. Попробую разобраться в самом себе…

Пытаюсь сосредоточить мысли на прекрасном, но как омерзительно воняет в вагоне! Напротив спит жирный хряк из Воронежа, он нажрался пива, а от его потрескавшихся желтых пяток воняет сыром, который обоссали мыши. Рядом его супруга, с нездоровой прыщавой кожей, лишним весом, и желтоватыми белками глаз, что свидетельствует о неполадках в работе печени. Она все почесывает потные подмышки, и жрёт вареные яйца, которых у неё видимо ведро не меньше, и тихонько пускает едкий газ, свидетельствующий о катаральном колите. Мерзко, но нужно писать, ибо в Сочи предстоит работа, и сделать автобиографические труды будет некогда.

Воспитательница.

Наверное, она моя первая любовь, ибо в ней было что-то такое, что и теперь влечет меня  в других девушках. В четыре с небольшим года, я ей предложил встретиться у меня дома, на вопрос почему, ответил, что она красивая. У неё было экзотическое для позднего СССР имя, но, я принял решение не писать настоящих имён в этом дневнике, ведь, повторюсь, он может попасть в ненужные руки, поэтому назову её Снежанна Ивановна. Она была прекрасна, до сих пор внятно ощущаю тот детский восторг, маленького мужчины, когда она в костюме снегурочки вела меня за руку в рамках программы утренника. Я был в роли месяца Декабря, восхищенный Снежанной, я забыл многократно заученную на репетициях речь, которую мне требовалось сказать по сценарию, и когда пришел мой черед говорить, то я включил свои творческие способности, и на ходу сымпровизировал сам. Получилось неплохо, и она меня похвалила, а потом я ей предложил встретиться у меня дома, чтоб показать ей свои игрушки...

Это было детство, но уже тогда, женщина подвигла меня на творчество. Так будет и далее в моей жизни, но зачастую, как и в случае с воспитательницей Снежанной, ряд обстоятельств не позволит быть счастливыми, ни мне, ни им.

            Уже на выпуске из садика, был день, когда родители мои и других ребят задерживались, я играл с друзьями то ли в прятки, то ли в «казаков-разбойников». Желая заныкаться как следует, забежал в бассейн, который по моим подсчётам должен был быть пустым.  Однако там в то время бухали некоторые из наших воспитательниц, в том числе моя любовь – Снежана Ивановна. Я слышал её голос, и когда забежал в бассейн, то увидел её голую, с русыми кудрями на лобке, её торчащие в верх соски на крупных грудях. Пронзительный женский визг оглушил меня и заставил бежать, скользя по кафельной плитке, задыхаясь от невиданного ранее чувства и жара в груди.

            Я сильно повзрослел после этого, и на тот момент уже прекрасно знал, что у взрослых женщин под юбками и бюстгальтерами.

Кристина.

Моя первая любовь. Она жила в соседнем дворе, и была моего возраста, ничего в ней примечательного не было, лишь рыжеватые косички и свойственная всем рыжим девочкам особая подвижность. Мне тогда было 7 лет, и увлеченный ею сам себе признался, что люблю её, думал, как я ей расскажу об этом, но, терзал вопрос  – ну а дальше то что? Я прекрасно осознавал, что дальше, ничего не изменится, я буду так же таскать её портфель из школы, провожать до подъезда, и бить морду Сашке из соседнего двора, чтобы показать ей какой я сильный. Поэтому я решил сделать все так, чтоб она первая мне сказала об этом. Но, спустя недолгое время, сидя на уроке, я увидел в окно, что другой мальчик несет её портфель. Выскочив из класса, пулей промчав по школьным коридорам, я догнал их. Бить этого мальчика я не стал, хотя мог бы это сделать легко, ибо он был деморализован, трусился, и готов был заплакать, но в припадке эгоистического сексизма, я лишь назвал Кристину шлюхой, и удалился. В тот день, я хотел ей сказать, что люблю её, и было бы очень глупо, если б я не знал о её прогулках с другим мальчиком, и сказал ей главные слова. С тех пор я стал скрытен в своих чувствах и эмоциях. Как мой сосед, наркоман по прозвищу Князь Милославский прятал под стелькой кед плюшку плана, и кропаль ханки в подвале дома, я скрывал свои эмоции, чувства, любовь. И если Милославский боялся получить за плюшку взыскания от ментов, или, чтоб её отнял бандит Лёха Гипс, то я не хотел остаться дураком, как в той ситуации с Кристиной.

Ирина Криницкая

Девочки являлись двигателем моего роста во всех отношениях. Но своё творчество я излагал в форме эдакого троллинга, ибо серьезное искусство я не желал афишировать.  Душа моя хотела созидать про прекрасный закат в Донской Степи, про зимний вечер, или пение соловьёв в роще, или как кричит лысуха в чакане, или как шумит буйный ветер в погибшей от первых заморозков, заиндевелой траве. Творчество – это чувства, и та самая Кристина дала мне жизненный запрет на их выражения. Попытка номер два пришлась чуть позже стресса с Кристиной, и как-то на уроке в школе, я наваял довольно годную прозу, из которой до сих пор запомнилось «кивающий на ветру бурьян», «кровью залитые облака на закате». Но не успел я выйти в рекреацию после урока, как вся толпа, тыкая на меня пальцем орала «Пушкин бля! Пушкин бля! Фу! Он же Пушкин!» и проч. проч. Поэтому, в виду опыта общения с социумом, творчество моё было таким, чтоб его нельзя было высмеять. Это были ремейки на группу «Красная плесень» например, в которые я вставлял нужные имена и смысл.

Голову отрежет и снова пришьет,

Ноги отпилит и гвоздем прибьет,

На куски разрежет и скажет – ничтяк,

Криня-пионер сексуальный маньяк.

            И девочка по фамилии Криницкая была в ярости, а я привлекал к себе внимание, и был на высоте. Шутки мои были порою злыми, многие дети не хотели ходить в школу из-за моих беспощадных кличек, эпиграмм, карикатур, и прочих насмешек. Да, я пытался писать детскую прозу, вести так сказать мемуары, но любое проявление творчества почему-то высмеивалось общей массой сверстников, мол как это так? Все нормальные люди под вкладыши играют, гоняют мяч, курят в сортире, а этот дурак стихи пишет? Криницкая велась на провокации, и от этого было так весело её доставать. Выпуск моих комиксов про неё, ждал уже не только мой класс, но и параллельные. В тот период отсутствия Интернета, подобные авторские созидания были на вес золота. Но потом я заметил, что Криня мне начала нравиться. Она была некрасивая девочка - лобатая, с пустыми светлыми очами, блондинистая, шагала как цапля своими длинными ногами. Но я фантазировал, что она станет моей первой женщиной. Ходили слухи, что она «не целка», и многие врали, что видели как Криню «перчат в беседке детсада «Буратино»». О слухах узнали представители быдла из старших классов, старший из них ПТУ-шник Фофан, приказал выцепить Криню. В детский сад её обманом привели быдло-тёлки с района. Криню требовали взять в рот у Фофана, и всей компании взрослых пацанов. Она отказывалась. Её били. Фофан стоял со спущенными штанами, а Криню за волосы подтаскивали к нему, но ситуацию спасли какие-то бабки с криками «Ах вы сволочи такие» и толпа насильников и зевак разбежалась. Криницкую отправили в другую школу. В дальнейшем судьба её печальна - надломленная психика, дурная компания, пьянство и падение на дно. Разве она виновата? Ведь она всего лишь выглядела постарше своих сверстниц, и это стало причиной повышенного сексуального влечения к ней. Причины беды в устройстве государства. Эдакая сексуальная коллективизация. О нет! У меня ничего не получается написать, ибо я опять скатываюсь в политику. Нужно ... (далее неразборчиво – прим. Белогвардеец).

Поезд остановился в Краснодаре, я полностью ушел в писанину, и силою стремления к созиданию мемуаров, смог абстрагироваться от вонючих и пьяных людей, их болтовни, и ушел в воспоминания молодости. Но тут, словно материализация прошлого – и я услыхал знакомый голос в начале вагона:

- Убери свой чемодан козёл драный! А ты что смотришь болван? Ээээй! Рыло ногами побью, быдлятина! – слышалось на входе в вагон.

            Я сразу узнал этот голос, и особую, ни с кем не сравнимую манеру разговора. Это был Семен Гуляев. Мой друг детства, сокурсник с медучилища, знатный балагур, скандалист по поводу и без поводу, и фееричный бабник. Он шел по вагону и не замечал меня. За последний год, что я его не видел, он не изменился. Среднего роста, широкоплеч, развитая мускулатура, тёмно-каштановые волосы в стрижке как в то время носили дагестанцы и чеченцы. Черные брови, под ними большие рыжевато-малахитовые глаза, клюватый, но не кавказский нос, узкие скулы поросшие щетиной. Был одет в  потрёпанные светло-синие джинсы, майку аля маляр, и красные мокасины – типичный южанин.

- Воняет как в морге! – зычно заявлял он, продвигаясь по вагону, жестикулируя свободной от сумки рукой, и недовольно морщась.

- Семён! Братуля! – окликнул его я.

- Есаулов! Ха! Ты! Елки палки! – Сеня, искренне радуясь, бросил сумку.

Мы обнялись. На прямые вопросы он как обычно не отвечал, отговаривался шутками да  прибаутками, почти сразу из его сумки появилась бутылка Джек Даниелса, и мы пили его с тёплой пепси-колой из чайных стаканов. Сеня, как и я, ехал в Сочи. Как он оказался в Краснодаре я догадался – причиной тому была девица по имени Марина, с которой у Сени были отношения, но несмотря на мои намёки он не говорил об этом, и был несмотря на радость встречи чем-то опечален, или озадачен. Семён из тех людей, которые не умеют прятать эмоций, у него все написано на лице.

Написать не получилось. Найду время позже. Я пьяный.

            Утром поезд вышел к морю. Оно было как всегда необыкновенным. В этот раз оно слилось с небом, и не различить горизонта, неба и воды. Сеня спит  на своей полке неподалеку. Через пару часов будем в Сочи… Пока есть время, я напишу ещё моменты о своей личной жизни… черт… ни дай Бог кто-то это прочтёт.

            Первая женщина была связана с медициной, у неё были светлые волосы в стрижке каре, груди не менее 3 размера, и пьяные добрые глаза аквамаринового цвета. Я соврал о своём возрасте, но она делала вид, что верила. Мне было 13 лет и 7 месяцев. Я помню родинку возле ее левого сока, родимое пятно чуть ниже пупка, и ярко-красные  ногти которые рвали ради прикола мои плечи и спину. Её зрачки хищно сужались, она то смеялась, закидывая голову назад, скаля хорошие и белые, но хищные и злые зубы, то матерно оскорбляла меня грубо хватая за гениталии и норовя дать пощечину. Незадолго до этого, я смотрел порно с покорной негритянкой, и хамоватая дама арийской внешности была мне неприятна ментально. Но гормоны взяли своё,  и я стал мужчиной. Потом выпил портвейн Анапа и повторил. Потом пьяный хотел набить кому-нибудь лицо, но упал в кусты шиповника, в которые выблевал излишки портвейна, а потом долго умывался в колонке с водой.

            На следующий день я решил повторить начатое, тихонько пришел к ней в надежде на близость. Я не зашел к ней сразу, и посмотрел сначала в окно. Она делала минет взрослому мужику с пивным пузом, который сделав квадратный рот закатывал глаза и ухватив её волосы на затылке, плёл ахинею по типу «ебать ты охуенная!». Как же её звали? Хм. У меня плохая память на имена.

            Таким образом, я сразу и сполна осознал сермяжную правду жизни. Но чем дальше, тем не интересней интриги, и все более предсказуемый итог. Промелькнули за окном знакомые пейзажи моего детства, в период которого, я объехал все побережье Черного моря. И вскоре, я и Семён вышли на вокзале Сочи, для устройства на работу, и поиска приключений.

Глава II

На работе.

29 мая 20** года

Посёлок ***** близ Сочи.

Сеня устроился шашлычником. Он это умеет. С детства, когда мы выбирались на рыбалки, в походы, и он с особым удовольствием мудрил мясо. Хороший шашлычник в Сочи, может иметь прибыль не менее бармена, а то и покруче. У него был маленький коллектив, в первый же вечер, на корпоративной пьянке он соблазнил администраторшу бабу лет 40+. Муж этой бабы, работал строителем где-то на Красной Поляне, и редкое свободное время посвящал пьянству, но никак не своей жене. Администраторша же изголодалась, её глаза полные страдальческой нежности постоянно следили за Семёном, и Семён-джентльмен подарил ей вторую юность, прям на складе кафешки, на коробках и пивных кегах. Она теперь смотрела на него похотливым мутноватым взглядом и загадочно улыбалась, а  Семён же мог позволять себе по работе всяческие вольности. У меня же все было сложнее. Хозяева армянские, турецкие, и азербайджанские бандиты. Натуральное интернациональное ОПГ, для которого собственно общепит был прикрытием и рекламной базой для бизнеса с наркотой, шлюхами, и даже похищением отдыхающих. Собственно стандартная для России ситуация. Основные, с кем мне пришлось контактировать это Али Аркаш и Хаджи Бекир, и они тупо лезли во всё, даже к посудомойщице. Она была доброй женщиной 45+, звали её Жанна Александровна. Вдова российского офицера геройски погибшего в Чечне, родом из Шахт. Женщина набожная, она молилась перед едою, и умудрялась ездить в церковь Сочи несмотря на убийственный график работы. Хаджи Бекиру показалось, что она плохо моется, и каждый день он приходил её нюхать. Да! Этот олигофрен, заставлял её поднимать руки, и тщательно нюхал подмышки. Однако, в отношении барменов с опытом, на побережье был явный дефицит, и я, осознав их некую зависимость от себя, довольно грамотно построил отношения.

Но хуже чем начальство, был непосредственный рабочий коллектив, он был предсказуем, администраторша лет 50-ти Лариса Мгеровна, её племянница Ольга Клязьминская, и остальные ничем не примечательные «овсянки». Я сразу дал им клички – Крыса Херовна и Оля Клизма. Сразу стало очевидным, что с ними я общий язык не найду, ибо тонкости коллективных отношений в общепите сложны, бармен является главным источником денег, и в некоторых коллективах, его пытаются ломать под себя. Но буквально за день до открытия появилась новая девушка, она пришла в кафе, и по моему важному виду и цивильному прикиду, видимо приняла меня за ответственное лицо.

- Здравствуйте, с кем я могу поговорить насчет трудоустройства?

- Здравствуйте, можете со мною. – приветливо улыбаясь ответил я. – уверен, что за бутылочкой виски, мы решим все вопросы. (в дальнейшем мне было стыдно перед самим собой, за такие плебейские шуточки – прим. автор).

- Молодой человек, с вашей риторикой и базарной физиогномикой, только «Балтику-9» в подъезде пить, – гневно сверкнув очами, сказала она мне.

В этот момент я вспомнил её. Мы не встречались много лет. Валя Авакумова. Студентка Медучилища, красавица, моя недостигнутая цель. Я безуспешно ухаживал за ней, но она ждала из армии парня, и её воля была железной. После ходили слухи, что вернувшись из армии, новоиспеченный ветеран боевых действий в Чечне, стал её колотить, а она вроде как, пытаясь сохранить отношения, всё терпела. Был момент, когда я почти убедил её, что за время разлуки с любимым, он изменится, и в точности предсказал её будущее с ним. Вот же, люди платят массу денег попам, гадалкам, хиромантам, астрологам и прочим гнусным аферистам,  но когда на основе логики и анализа событий, общечеловеческой практике взаимоотношений делаешь не просто аналитику, а самое настоящее пророчество, то тебя начинают ненавидеть. Валя же астрологами и гадалками не балуется (дюже умна), но правду тоже не любит, как и большинство людей. Тем не менее я хочу её описать.

            В первую очередь мне запомнились её глаза, они были необычными. Смесь светло-серого, или светло-голубого цвета. В зависимости от освещения, и её настроения, они напоминали то прохладную мглу осеннего тумана, то возмущенные ураганом волны моря. А в тот вечер, они были похожи на ртуть из разбитого градусника, а она сама опасна, как этот ядовитый жидкий металл. Я категорический противник шаблонов и любого рода предубеждений, однако, в работе я вынуждено придерживался догмы, что официантки это не люди. Да, это так, если ты профи-бармен, на это есть масса причин, о которых я когда-нибудь напишу в специальном труде, посвященном всем тонкостям сферы ресторанного бизнеса и общественного питания. Я вел себя вызывающе, потому, что она мне чем-то и сейчас понравилась, как тот мальчик в школе, что дергает за косички девочку, которая ему небезразлична. Как же она, могла попасть на такую работу? С ее то мозгами, образованием, и носить разносы? Валя же, как я понял, была уже официанткой с опытом работы и Крыса Херовна назначила её звеньевой в самом плохом месте в далёком от кухни от куда легко может сбежать стол (примечание – то есть сбегут клиенты не рассчитавшись). Энтузиазм с которым я подслушивал их рабочие расклады был сугубо прагматичен, во-первых я должен был знать всё, во-вторых там весьма часто и много говорили обо мне.

             – Бармен этот сука!

 – Ага. Сам от себя охуевает.

             – Наглая рожа! Козёл! Гандон! Убила бы нах!

 – Ростовское быдло.

 – Ноги ровные и жопа круглая - наверное пидор!

 – Хитрый сука, но я буду не я, если он через неделю не будет от сюда уволен! – заявила Клизма. – Значит, слушайте меня, девочки…

       И она, будучи опытной курортной сукой, стала инструктировать своих собак, как завалить меня заказами, чтобы я не справлялся, как устроить мне большую недостачу. Крыса Херовна будучи ещё более старой и опытной сволочью продумала мою ликвидацию с такими моментами, которые я даже не предугадывал. С запуском меня не только на недостачу, но и на уголовную ответственность.

 – … его в Абхазию увезут, а там в рабство, на стройку. Еще, я хочу, чтоб его в задницу выебали, да по хозяйски, чтоб он через жопу понял то, что через голову ему не доходит. – Со злобной мечтательностью закончила Крыса Херовна. – И так, неделю даём ему расслабится, нагнать плюс по бару и …

       Привезли пиво, и я не дослушал окончания разговора, но, тем не менее, прекрасно понял тактику с помощью, которой мне будут создавать проблемы. Отлично! Сыграем-с!

Вечером открылись. Сугубо пробно, без музыкантов. Выявился ряд проблем: поломалась плита на кухне, забилась канализация, и прям на танцпол потекла вонючая жижа. Прибыл слесарь Егорыч, и закрыв балаган, персонал принялся конечно же бухать. Единственной, кто поддерживал общение с коллективом лишь ради приличия, и на момент начала пьянки, явно собралась уходить, была Валя. Я читал её взор. В нём были высокие мысли, я гадал о чём она могла думать, какие тревоги и заботы терзали её. Утонченные черты лица её в этот момент были особо прекрасны, она заметно выделялась от общей массы девчонок, и я понимал, что душа моя начинает резонировать давно забытыми, и так гонимыми мною в последние годы нотами. Я не просто хочу переспать с ней, нет!  Я вижу в ней душу, кристально чистое сознание, мы сможем понять друг-друга без слов, я хочу принимать её такой, какая она есть, жертвовать ради неё всем, идти на подвиг или позор, но быть с ней рядом. Моя уверенность в себе пошатнулась, о Боже! Что со мною? Еще два дня назад, я был убеждён, что практически любая женщина может быть моей, это грело моё самомнение, давало мне уверенности во всем. Но сейчас… я вижу в себе сплошные недостатки, у меня нет денег, я всего лишь бармен в сезонном кабаке рискующий быть прибит сочинскими бандитами, я стал пошлым от работы в среде пьянства и разврата, циничен и грубоват, зачем ей такой? Взгляд… её взгляд… сколько в нём женственности, он такой серьезный и сильный, но при этом в нём крик о помощи, и мне так хочется пожалеть её, прижать к себе, стать её надежной опорой и защитой. Мне стало плохо на душе. Невольно нахлынула загнанная ветром времени в дальние уголки души горечь поражений на любовном фронте. Негативный нервоз, что с ней тоже ничего не получится. Но я не сдамся. Валентина будет моей!

Я продумал комбинацию, и уже был готов сделать первые шаги к Вале, но на беду кафе «Артемида» тоже закрылась, и мой друг Семён в компании эдакого принципа домино: мелированной как Барби армянкой Ниной из Ростова, и черноволосой Ирой из какого-то «Кукуево» Волгоградской области с аутентичным «окающим» говором.

            – Во! Это же он! – С картинным восхищением заорал Сеня увидав меня. – Об этом парне пишут во всех газетах и говорят по ТВ. Это же Борис Есаулов! Брат! Брат! Брат! – И принялся обнимать меня, успев технично шепнуть мне:

 – Только не тупи, я щас им лапши на уши навешаю.

       Сеня вновь обратился к девкам.

            – Вы узнали его?

            – Не-а. – Туповато хихикая признались они.

 – Да это же чемпион России по тайскому боксу.

 – Ууу! Круто! – В один голос заявили девки.

       Сеня мудрил какой-то прикол, но был уже сильно выпившим, и запутался в сценарии. Открестится от него мне не удалось. Я оценил девок. Обе возрастом 25+. Ира, довольно статная брюнетка с огромной, 4+, грудью, длинными ногами, но без талии, и с маленьким, похожим на откушенное яблоко личиком, с неясными чертами бровей, губ, носа. Топорный переход её рёбер сразу в бёдра, полное отсутствие задницы, компенсировались довольно красивой походкой и весьма привлекательным голоском, не смотря на говор поволжской доярки.

       Нина, настоящее имя Ноэмия, броские даже в потёмках глаза, огромные живые, но чуть косоватые, малюсенькие сисечки, которые заманчиво вздыбливали её белую маечку темнеющими сосками, с ниспадающими на них мелироваными волосами. Короткие и кривоватые ноги выдавали её закавказскаое происхождение. Всё получилось без лишних слов, Сеня конкретно прилип к Ире. Я в целях приличия симпатизировал Нине, хотя, откровенно раздражала предсказуемость, посетила мысль украсть Иру у Сени, и оставить его с армянкой. Но зная его, я понимал, что сиими похождениями он компенсирует недавнее горе на любовном фронте и не хотелось в такой момент его огорчать.

       Вчетвером мы вернулись в «Золотой Лемнос» слесарь Егорыч был за сторожа. Вместе с армяном шашлычником, он уже почистил канализацию, и теперь они перестилали вымытый кёрхером синтетический газон. Мы довольно тихо присели за крайний столик и спустя время, я набрал из лёдогенератора льда под вискарь, и мы отправились в номера при кафе. Я отдал Сене ключ с биркой номер 4, а сам с Ниной отправился во второй номер.

       Я включил китайский бумбокс и подсоединил к нему мобилу через шнур. Заиграла музыка.

            – Мне нужно в душ… – почему то виновато сказала Нина, и хлебнув виски с колой взглянула на меня своими косоватыми от природы, и вдобавок от спиртного глазами, и бессмысленно засмеялась. Я эффектно шагнул к шкафу, открыл его, и, дав ей полосатый махровый халат, сказал:

            – Там в душе всё остальное.

Она прищурившись, довольно улыбнулась, провела ладонью по моему плечу, и скользя пальцами до самой кисти, ухватила большой палец руки, и сжала его крепко-крепко. Она поглядела мне в очи полным страстного призыва взглядом, и, наклонившись пошалила языком по зажатому её смуглой ладошкой моему большому пальцу. Затем грубо засосала его, и резко отняв голову громко чмокнула бутылочным звуком. Подняв голову, она всмотрелась в мои глаза в поисках эмоций от её акта прелюдии, я конечно же смачно выдохнул, и устремив взор к потолку, изобразил невиданное удовольствие. Однако на самом деле, я думал о том, что делал с последнего момента помыва рук. Махнув в соседний пустой номер, я обмылся в душе, надел на голое тело шорты, и развалившись в нашем номере ожидал весьма предсказуемого развития событий.

Она вошла в комнату, пытаясь изобразить таинственную и эротичную походку, и взглядом течной львицы оглядела меня с ног до головы. В полосатом халате и заколотыми назад волосами, она была похожа на таджичку, что торгуют бахчевыми культурами на трассах в Астраханской области. Я почему-то представил её верхом на ишаке, и с полосатой дыней под мышкой. Насмешка, предательски тронула мои губы, и видимо взгляд, но она не распознала причин моей реакции, и видимо решив, что это у меня признаки восхищения, ещё более пафосно завиляла попой в такт какого-то дебильного трека, и на ходу скидывая халат, вот уже почти прыгает на кровать с разбегу, но, заскользив мокрыми босыми ногами на линолеуме, размашисто упала на пол.

            Я вскочил с кровати, она лежала ошарашено раскрыв глаза, испугано распахнув свой аккуратный ротик. Очи её протрезвели, она с какой-то мольбой смотрела на меня, и я бросился поднять её, но стоило мне потянуть её в верх, так она звонко закричала, схватившись за локоть, а из глаз её потекли слёзы.

- Рука, рука! – плакала она, и я, подняв её на руки, положил на кровать. Схватив креманку со льдом, пересыпал его в пакет, приложил к ушибленному локтю Нины, и  схватив мобильник стал пытаться вызвать скорую помощь, так как локоть Нины опухал прям на глазах, и мои скудные познания травматологии вызывали тревогу.

- Не надо никуда звонить – хныкая как маленькая девочка просила она – просто будь со мною рядом… милый… Боречка…

В это время скорая подняла трубку, и в ответ на мои показания обильно сдобренные медицинской терминологией, операторша тупо сказала:

- Свободных машин нет, и в ***** мы не доедем. Завтра в поликлинику по месту жительства.

- Миллионы погибли из за таких как вы! - ответил я, и она бросила трубку.

- Боречка, давай останемся, я боюсь этих врачей...

- Ноэмия, необходимо съездить в больницу, это может быть перелом – ответил ей я, и заботливо поправил подушку под её головой. Она сквозь боль улыбнулась, в очах её засверкали огоньки радости.

- Боречка, а ты останешься со мною? – вдруг с нотой тревоги спросила она.

- Надо ехать – словно не услышав ответил я, и стал вызывать такси, которое на мой взгляд было вызвать проще и быстрее, чем неотложку в курортной провинции, шлакоблоковой сверхдержавы.

            Менее чем через пять минут, жига-семерка подъехала к кафе, и кавказец таксист с планокурскими глазами и тёмнокоричневыми мешками под ними, вез нас в Сочи-центр в больницу. Из колонок оглушительно играла армянская «Джан, болэз, болэз». Таксиста пёрло от анаши, и он подпевал на армянском, хлопал свободной от руля рукой по рычагу ручника, и оборачиваясь к нам, и сверкая золотыми зубами смеялся. БСМП представляла из себя убогое зрелище. Пафос предстоящей олимпиады видимо не касается лечебных учреждений. Желтоватый свет единственной лампочки едва освещал стены приёмного отделения, местами с обсыпавшейся до кирпича штукатуркой, покрашенные темно-синей краской. Крытые поносно-коричневой плиткой полы липли, словно залитые сладким чаем. Прям в приёмной, на перекошенной каталке без одного колеса,  лежал посиневший покойник, едва прикрытый рваной желтой простыней, из под которой выглядывала нога со съеденными грибком ногтями, и трупный запах подсказывал, что покойник уже часов 12 как представился на суд безразличного Господа Бога.  Кроме этого воняло неисправным туалетом, тушеной капустой, и немного хлоркой. К утру умудрились сделать рентген, перелома не было, лишь значительный ушиб. За время ожидания, я узнал о Ноэмии-Нине всё, и возможно даже то, что она сама о себе не знает. Она знает меня от силы 6 часов, но всецело прониклась полным доверием, симпатией. Мне было совестно на душе, ибо я совсем не хотел ничего с ней продолжать, ведь где-то там Валя… Валечка…

            - … а потом я поехала во Францию, на Лазурный Берег, но не понравилось, в отеле рулят наши московские дураки. Я на них могу в суд подать, я же юрист по образованию, я сама училась, не платила, ни с кем не спала, УПК знаю наизусть, но сейчас решила съездить к родственникам, и ты ничего не подумай обо мне плохого, просто так одиноко, мне катастрофически не хватает внимания… Боречка, поехали к санаторию N, там мой автомобиль, а то, мне страшно с этими таксистами ездить.

Нина вопросительно наклонив голову посмотрела мне в глаза, я был немного смущен. Изначально я принял её за бывшую студентку-бюджетницу, и не сразу обратил внимание, на то, что одета она была просто, но дорого. Её природная кавказская грубоватость, была тщательно выправлена весьма крутыми манерами, она была очень брезглива к окружающим, пребывание в вонючем БСМП повергло её в шок, такие как она дошираками не питаются, и со своим пакетом в супермаркеты не ходят. Но, что ей нужно от меня? Ну как бы понятно потрахаться, но ведь ей разве проблема найти себе кобеля по статусу? Через пару кварталов, и возле одной из шикарных отелей Сочи, мы вошли на стоянку. В ряд стояли дорогие авто, Нина достала из сумочки брелок, и на его сигнал отозвался красавец серебристый Mercedes-Benz C 200 Kompressor. Я чувствовал себя более чем не ловко, поездка на такси разгромила мой «бюджет», и в кармане моем осталось около 50 рублей (1.5$ - прим. Белогвардеец). Мы сели в авто, Нина все рассказывала и рассказывала о своей жизни, касаясь уже самых неуместных в плане сокровенности деталей. Промчавшись мимо Дендропарка направились в сторону Адлера. Я периодически хватался за дверную ручку и искал в полу педаль тормоза, когда она влетала в повороты. Близ Хосты она свернула на серпантин, и немного поднявшись, мы остановились близ площадки, с которой открывался вид на бескрайнее море, тронутое лучами разгорающейся зари.

            - Я так глупо выглядела, пьяная, упала, а ты был так внимателен ко мне, Борис, ты настоящий мужчина, ты не такой как все… - сказала она мне, резко прервав какую-то очередную историю про подругу, которой изменил парень, и подруга изменила ему с тренером по плаванию, и забеременнела.

            Я скромно улыбнулся, сделал сконфуженный вид, она читающее смотрела в мои очи, и видимо увидела в них отблеск эмоций. Эмоции были, но, думал я примерно следующее – «бедная девочка, несмотря на твоё благосостояние, ты так одинока, и даже несчастна. Я представляю, что за тобой кружат похотливые альфонсы, либо мажористые полупедики, у которые могут поговорить с тобой о тонкостях пиллинга и марке Гучи. Но тебе так нужен мужчина, заботливый, сильный, и ты увидела его во мне, но, как же тебе объяснить, что я влюблен в другую девушку?»

            - Нина, я рад, что все обошлось, и ты здорова – размерено сказал ей я. – и еще…

Но я недоговорил, она припала к моей груди, и обнявшись мы стояли в приятной прохладе горных эфиров. После мы вернулись мой номер, она оказалась горячей, чем я ожидал. Да. Ноэмия хороша, в ней есть сочетание закавказской породы, характера, но, в прочем она меня пресытила. Я удовлетворён плотски, но мысли мои всецело о Вале… И почему я не сказал об этом Ноэмии? Подлец! Негодяй! Лицемер!

Только мы провалились в сон, как в двери номера стал кто-то неистово колотить. Из омерзительного ора, я узнал голоса моего начальства. Я вышел из номера набычившись.

- По голове себе постучи!

- Что за херня??? – выпучив безумные напаленные анашой глаза орал Али Аркаш – Это что за херня? Есаулов, я тебя убью, работа с 10-ти сегодня, товар придет (мат перемат).

Я стал не пропуская их в номер, в нем перепуганная Нина  быстро одевалась. Секундное размышление привело к тому, что я не имею морального права «дарить» этому чурке материть меня, но бить его конечно не вариант, поэтому лишь ответил:

- Али, а ты что так базаришь? Уговор дороже денег! Слышишь, твой базар, что до начала работы я спокойно отдыхаю в номерах? Твой базар. Так нахера ты врываешься, базаришь со мною матом, наводишь интриги, и включаешь быка приближаясь к гадскому?

-   А работа уже началась! С тебя спрос как с понимающего – корча в злости инкрустированную золотыми зубами пасть шипел Али Аркаш.

-   Работа начинается через один час сорок две минуты. – глянув на часы, хладнокровно и без эмоций отвечал я.

-     Эээ, ты не будь дерзким, эээ! У меня дел много, я мог и забыть, и ты это, ты в работе себя не показал.

-     А ты в начальстве себя не показал. Вода через раз идёт, где холодильники? Как вообще работать то?

-      Это моё дело, а ты, ты… твоя дерзость тебя погубит.

-      Или возвеличит.

-     Ладно Борис, посмотрим каков ты в работе, и если ты будешь хреново работать, то да простит меня Аллах!

-      Не простит. Пока холодильник не поставишь - ей богу не простит.

-      Базар по теме будет позже.

Они ушли, из номеров. Али Аркаш гнусавил в районе танцпола, а Хаджи Бекир пристал к Жанне Александровне:

- Давай я тебя понюхаю, чтоб ты чистый быля!

И на выходе с номеров, я увидел, как Александровна подняла руки в верх, а он нюхает её подмышки, и я сам себе пробубнил -  «феерический недоумок! явно на голову болен». Нина смотрела на это ошарашено распахнув  глаза, и шепотом спросила:

- Это новые правила перед Олимпиадой ввели?

- Да, это сам Владимир Владимирович из Кремля распоряжение прислал, перед выходом персонала общепита на работу, руководство должно обнюхать, и возможно попробовать на вкус, особо важные части тела работников. – Нина закрыв лицо ладонями захихикала, я же продолжил – так что это, милейшая Ноэмия, это вам не какой-то там Лазурный Берег, Монако, чи Пальма де Майорка, это Сочи.

Я попрощался с Ниной, давно не слыхал, столько нежных и ласковых слов. Я был сконфужен в душе, ибо мне следовало сразу сказать ей обо всём, ведь мысли о Вале меня не оставили ни на минуту. Начался рабочий день. Я открыл жалюзи в кухню, и слушал истории от Жанны Александровны, которая делилась со мною сокровенностями.

- Бог он то все видит, и труд праведный приведет в Царствие Небесное. Ты вот работяга, я сразу вижу, я вообще людей хорошо вижу, мне мои ангелы подсказывают - кто хороший человек, а кто плохой. Ты хороший, и тебе будет Бог помогать, сегодня я за тебя помолилась, ты мне как сын Боречка!

- Спаси Христос Вам Жанна Александровна - учтиво кивал я ей в ответ. - что же к Вам так пристает этот, Бекир?

- Да нету Бога у него в душе, все ему кажется, что грязная я! Он бы лучше о себе подумал, душа то у него грязней сточной канавы, сатана его в лапы взял, и по адским дорогам водит. Деньги он любит, деньги то зло.

Я невольно сжал кулак, вспоминая унизительные моменты, когда этот идиот, обнюхивал Жанну Александровну. Как же так? Этот пришелец, издевается над русской женщиной? Безнаказанно! Пошло! Как же кипит во мне праведная ярость. Но какой-то фон, который я считаю природным эгоизмом словно шептал мне – «забудь!».

Омерзительная вывеска в армянском стиле отпугивала потенциальную клиентуру, и я закинув ноги на стойку развалился в пластиком кресле, и небрежно наблюдал за бредущими на пляж и с пляжа группами отдыхающих. Я набодяжил себе грейпфрутовый фреш со льдом, лузгал фисташки, и думал то о Вале, то о Нине, то о том, что вечером может быть запара по работе, так и задремал.

− Спишь?! − хлопнув по стойке ладонью заорала старший официант Оля-Клизма. Я лениво поднял веки, и не поверил своим очам и ушам от услышанного далее. − Короче ты, нарежь салфетки, и, вот этот коридор к бару, там вымой полы − продолжила она с шизофренической важностью.

Холерический контур моей натуры почти вырвался в желание грязно выругать её, но я сделал иначе.

­ − А можно потом?

Клизьма оторопела. Она явно не поверила моей покорности, и намерению сделать приказанное «потом», но, тем не менее, властно приказала:

­− Нет! Давай сейчас же.

­­­− Сейчас никак. Сейчас я хочу, чтоб какая-нить прекрасная сотрудница общепита забацала мне минет, и, похавать че нить. У тебя нет такой на примете?

− Ты типа умный?

− Ага. Для развития ума, почитать че нить, например прозаические труды великого физика-программиста Айвазовского.

− Значит слушай меня сука, если ты бля, если ты еще раз бля такое бля скажешь нах, то пойдёшь нах отсюда бля! Еб нах! Понял?! Ёб макарёк! − истерично заорала она, да так, что лениво идущие прохожие обернулись и уставились на нас.

− Ты себя всегда так перед минетом ведёшь?

− Я бля сука тебе нах бля сказала! − рассердилась она не на шутку − ты как со мной ( когда она говорила слово «мной» то казалось лопнет от важности) сука бля разговариваешь???

− Зачем ругаешься? Салфетки значит порезать, полы помыть, а минета никак. Ай-яй!

− Короче, я поняла. − сдерживая гнев и абсолютно спокойно продолжила она − будет тебе милый Боречка и минет, и обед, и всё остальное.

И она твёрдой походкой ушла. «Да, эта сука постарается в плане сделать мне пакость, но, это же так весело!» ­− Думал я, нежась в удобной позе и попивая грейпфрутовый фреш. Вечером начался запар. Я не ожидал такого ажиотажа людей, но мастерски справлялся с работой, несмотря на то, что на такое количество посадочных мест необходимо минимум два бармена. Ха! Сочи блин! Разливное вино да пиво. Вот в Москве там жестче было. Крыса Херовна, Клизьма, и банда их сподручниц были удивлены, явно не ожидая от меня такой прыти в работе. Хаджи Бекир и Али Аркаш так же наблюдали за мною в самый час пик, и под конец работы, когда начался рассос посетителей, довольный Хаджи Бекир зашел в бар, оглядев чистое рабочее место, порядок несмотря на запар, молвил мне:

− Боря-джан, может тебе тут где полочку поставить, или холодильники добавить?

Я высказал ему в наиграно-уважительной форме свои пожелания и предложения, все по делу и четко. Он вообще стал счастлив, и пообещал срочно все сделать. Мои предположения насчет кадровых проблем оказались верными. Это прекрасно.

2 июня 20** года.

Певичка.

Шел третий день работы. По причине сгоревшего электрического кабеля закрылись раньше, и персонал попёр бухать. Все овсянки тут же схватили пиво и винище, но лишь Валя, о чем то споря с Крысой Херовной отправилась до дому. Я стоял в кафе близ забора, и моментально смоделировав ситуацию, сиганул через забор, и вышел на площадку где стояли овсянки и распивали спиртное. Боковым зрением я видел, что вышедшая из основного выхода Валя идёт к этой площадке, ибо так лежит её путь к парковке таксистов. «сорок секунд, чтоб разжечь страсти и привлечь внимание» − подумал я, и в наглую подойдя к одной из девок, вырвал из её рук стаканчик с вином, и гневно швырнул его в урну, да с торжественной ненавистью и стачечными жестами громко заговорил:

− Россия гибнет от алкоголя! А вы, будущие матери, жрете литрами, позор!

Тёлки оторопели. Та, у которой я выхватил стакан очухалась первая, и сказала:

− А ты не охерел?! Причем тут я, и моё винище?!

− При том, что ты подаёшь дурной пример молодым.

− Слышь?! Мне восемнадцать месяц назад исполнилось, каких молодых бля?!

Боковым зрением, я видел, что Валя с академическим безразличием обошла нас, но всё же с интересом  наблюдала за происходящим.

− Позор! − изображая руками что-то огромное продолжал я ­− Позор кафе «Золотой Лемнос»! Одна, лишь одна приличная, красивая, милая девочка среди вас!

− Кто?! − хором спросили девки.

− Валечка! У неё очи ясные, голос чистый, глядя на неё жизни радуешься. А вы!? Бухаете да курите, тфу!

− Да он ебанутый!

− Ростовонадонуец.

− Его видно током стукнуло.

− Он наркоман шоли?

Я достал из кармана 50 рублей, и сунув их «пострадавшей» любительнице вина, вежливо кивнул и распрощался. Валя все это видела и слышала, и в конце инцидента отправилась к такси, и сев в него уехала. «Шаг сделан» - подумал я, и тут увидал Сеню в компании какой-то деревенской обезьянки, со смуглой рожицей, белыми волосами, и огромными яркорозовыми губищами. Она словно вылезла из телевизора прям из ДОМ-2, или выпала из журнала для эмбицилок. «Сеня-Сеня» - с сожалением подумал я – «видимо решил всех блондинок осеменить, но зачем же так падать до банальщины? С твоей головой, да такие телки без мозгов». Стал слышен их разговор.
            ­- Я такая иду, а там прикинь? Короче машина с разгону бьёт, короче другую машину, а там короче мужики крутые с пистолетами, прикинь? А я, мне, это…  мне пчела в голову залетела!

- Ооо! – удивлённо-издевательски ответил ей Сеня – Больно было?

- Не! Она короче улетела.

- А залетела она тебе в ухо? ­– пытался поддерживать разговор Семен.

- Неа – захихикав отвечала она – в рот залетела!

- У тебя же просто ротик красивый!

- Семенчик, ты такой кайфовый короче!

- Ды! Ды! – дебиловато отвечал Семен – я такой, я хочу дружить с твоим ротиком!

«Семен Гуляев-загулял, так и до деградации можно скатиться…» начал было размышлять я, но мысль о Вале обожгла меня словно огнём, отключая меня от окружающей суеты. Подойдя к стоянке таксистов, я увидел, что приметная девятка на которой уезжала Валя уже вернулась. Я присел в авто, водила моментально оценив, что я не отдыхающий а работяга, ходячий местный национальный коктейль недовольно спросил – «Куда?». Я ему, мол туда, куда ты подругу только что отвёз. Он мне - «250» (тройная цена).

- Хрен с тобой, помчали, только музыку про тюремных пидоров выключи. - таксист буркнув что-то на каком-то из местных языков, выключил педиковатые завывания Михаила Круга.

Съездив, я оценил обстановку, понял где живет Валя, вернувшись, был уже готов уснуть в мыслях о Ней, но увидел движуху возле одного из кафе по соседству от места моего ночлега. Певичка с радио-микрофоном  вышла из кафе на аллею,  и пела «Ты скажи-скажи мне вишня», а рядом шла смешная драка промеж граждан моей великой и могучей страны, которая победила проклятый фашизм, но в борьбе с деградацией собственного социума, терпела фиаско. Верней, даже не драка, а пьяные бодания великовозрастного и молодого алкаша. Собрались зрители. «Ты скажи-скажи мне вишня, почему любовь не вышла…» пела девка, и очень эффектно, с идеально ровной спиною, сжав коленки и волнисто повиливая попой, медленно приседала, и в конце приседания прираздвигала чуть полнее стандартов, но очень аппетитные ноги. А быдло-воины тем временем вошли в клинч, и принялись топтаться в клумбе пытаясь друг-друга свалить. Наступили на спящую в клумбе бомжиху, которая стала истошно орать. Мужские половины бредущих по аллее парочек, не стесняясь своих жен, восхищенно глядели на певичку, которая реально цепляла своим харизматичным подходом к пению. Сразу появились руки с телефонами, все фоткали, снимали видео, хотя особо «крутой Мэн», в шлёпках, носках, рубашке с пальмами и шортах «Абибас», и зековскими татухами в виде перстней на пальцах, снимал на Самсунг Х100* (* на нём нет камеры). За деда алкаша вступился какой-то армян, а за молодого быдлака жирная баба, видать его подруга чи жена. Выла от боли и материлась бомжиха, прямо на ней образовался эдакий быдло-конгломерат, и ей изрядно досталось ногами. На фоне всего этого, поющая девка была похожа на поющего в аду ангела, только пьяного ангела…

- Да это же блядища! Чаво ты на неё вылупился йоб-макарёк? – орала поволжским говором типичная домохозяйка, хлопая своего мужика по затылку, который довольно гигикая снимал поющую девку на телефон, и другой рукой хрустел полупустой банкой «Балтики-3».

- Мама, а кто такая «блядища»? – нестройным детским голосом спросил у неё их сынок лет 5-6.

- Я тебе еб нах! – заорала мамаша и шлёпнула сына по лицу – ты что блять скотина ёбаная повторяешь?

- Ааааааа! – орала бомжиха в клумбе.

- Милиция! – орала баба с разбитой мордой.

- Пидоры! – орал армян, которому разорвали рубаху.

- Ахуенна! – орал тип, который продолжал снимать на свой Самсунг Х-100, что без камеры, топал от удовольствия ногой, и гоготал смехом, который бывает исключительно от употребления анаши с энергетическими коктейлями.

Ударенный ревнивой мамашей мальчик лёг на аллейку и колоча по плитке руками и ногами капризно орал, папаша же дал мамаше в ухо, она в ответ схватила его за горло, и тот выронил мобильник и помятую банку пива. Тут же на дороге таксист на девятке ударил в зад притормозившую Субару с абхазскими номерами, из которой тут же выскочил чернявый азиат-абхаз и с криком «я твой мама-ибаль!» разбил на девятке лобовуху бейсбольной битой. Мне вспомнилась игра GTA, где вводишь пароль, и весь город сходит с ума, и начинает друг друга убивать – тут творилось похожее. А девка все пела «Вишню». Словно вокруг неё ничего не происходило… Я увидал бабку с корзиной цветов и рванул к ней – уставшие желтовато-кремовые розы-карлики, но альтернативы нет. Тут же рванул обратно, и девица была вынуждена прервать свою песню, так как драка быдла из клумбы, переместилась к ней под ноги. Жирная баба, как Емельяненко, сев сверху на худосочного армяна, крушила ему лицо в кровь. При этом порвался её сарафан, и отвисшие сиськи смешно шлепали по её пузу. Её муж все же одолел деда, рядом не на шутку дралась ревнивая парочка с Поволжья под истошные крики своего полоумного сынка, а придавленная в бомжиха выползла не четвереньках из клумбы, собрала рассыпанную мелочь, подобрала уроненный телефон, да еще и допила пиво из помятой банки, и уползла в клумбу обратно. Я перепрыгнув ноги оседланного бабой армяна, подошел к певичке, вручил ей цветы, она посмотрела мне в глаза.
Время остановилось.

Это был один из тех взоров, которые в то время так сильно будоражили мой рассудок, зажигали порох эмоций, возбуждали, заставляли совершать подвиги, которые , конечно же оказывались мальчишеской глупостью. Но пока мы чувствуем, мы живы.

Цвет её очей был неописуем в рамках стандартной палитры, но тем не менее он представлял из себя совокупность цветов зимней оттепели, когда среди просевших сероватых снегов, появляются желтоватые лужи, в которых отражается низкое синее небо. Зрачки её хищные, резкие, и нездорового размера, однако не от веществ (хотя она и была пьяна) но от какой-то гнетущей её тоски, беды, чи совокупности самых горьких переживаний.  Она была бы на 4,5 по пятибалльной шкале, но испорченна алкоголем, и откровенно блядским и колхозным макияжем.

Она пристально оглядела меня,  и небрежно улыбнулась. Я безошибочно прочел в её очах желание, желание разделить со мной отрезок ближайшего времени. Имя её я узнал только утром, её звали Милена. После горячего остатка ночи, казалось, что это её эротический псевдоним. Она явно снимала о меня свой стресс, была жадной, голодной, откровенной. По ряду её повадок и умений, я осознавал, что она была в прошлом опытной проституткой.

- Это папа меня так назвал, он военный был. Его не стало 8 лет назад, погиб в Чечне… Муж мой тоже был военный, но сидит за мошенничество, 4 года ему дали… - она рассказывала с эмоциями, несколько раз срывалась в слёзы. Я жалел её добрыми словами, проникновенно глядел ей в очи, и убеждал, что скоро все будет хорошо. Но тем не менее я её толком не слушал, ибо мысли были всецело о Вале, и мне было грустно, что ведомый животной страстью, я вновь отдалился от неё как минимум на шаг, а возможно и на целую пропасть. Рассветало, и она попросила отправить её до хаты. Сев в такси, мы заехали в горы, и вошли в какой-то большой флигель. На веранде я увидал детские вещи, которые сушились на веревке и немного смутился. Мы выпили виски с колой, и отправившись в темную комнату  и продолжили, а затем я уснул под её разговоры про несчастную жизнь и бесконечные невзгоды. Часам к 10 утра я проснулся, услыхал детское хныканье, и голос пожилой женщины.

- Это же позорище! Как корова орёшь! Фу! С первым встречным.

- Мама, это не твоё дело – огрызалась дочь.

- Да ты ж так мужика себе и не привадишь.

- Этот особенный – совсем шепотом сказала Милена, и что-то еще, но я не смог разобрать. И лишь в конце – он не такой как все.

- Ага – недоверчиво ответила мама – или под наркотиками, или маньяк неугомонный, и ты тоже, шалава!

- Мама! – оборвала её Милена и опять что-то зашептала.

Чуть позже она разбудила меня  на завтрак с кофе и блинчиками. Милена умылась от макияжа, и оказалась моложе лет на 10. Взгляд её стал застенчивым, и светился цветом свежескошенной травы. У неё была прекрасная физическая генетика. Аристократичное лицо, с правильными чертами, правильным носиком, которое обрамляли натуральные русые волосы. Фигура была прекрасна, не худая, возбудительная, практически не тронута родами ребёнка. Вообще она была даже более чем хороша! Мне хотелось её еще и ещё, она словно включала во мне репродуктивный режим. Однако я знал, что уйду и более не вернусь. Говорили ни о чем, я сказал, что нужно ехать на работу. И тут к нам вышло дитё, девочка, копия она, только очи были угольно черны.

Девочка смотрела доверчиво-вопрошающим взором, Милена же, буквально не дыша смотрела на мою реакцию, но спасительно зазвонила мобила, и бодрый голос Егорыча мне сообщил:

- Здорово Борис! Пиво привезли, нужно бы тебе подъехать.

- Хорошо! – едва скрывая неописуемый восторг вызванный избавлением от последствий своей глупости ответил я, - буду через минут двадцать.

Милена была в отчаянии. Её чувственные губи скорбно сжались, а зубы терзали щеку. Взгляд её стал отрешенным и угасшим. Девочка уже сидела на её коленях, и вопросительно рассматривала меня. Я приветливо улыбнулся ей,   помахав пальцами. Она спросила меня серъёзно, и с большой надеждой:

- А ты останешься с нами? Бабушке ты не понравился, но мама тебя любит, она с тобой такая счастливая.

Я расплылся в тупой улыбке, и многозначительно сказал «эээээээ», и тут вновь зазвонил телефон, и Бекир сообщил, что нужно принять алкоголь-элитку, и какой-то инвентарь.

- Добро! – ответил ему я, - ты сможешь забрать меня с К****** ?

- Да-да джигит, через 10 минут там буду – ответил Бекир, и слова его из динамика моей Нокии были слышны и Милене.

Она ушла отнести дочку к бабушке, я же увидал, что её сумка стоит расстёгнутая, и в неясном для самого себя порыве, я сунул в неё деньги из своей барсетки, оставив себе лишь полтинник на сигареты. Через десять секунд она вошла, и я уже стоял, и мы направились к выходу.

Она пошла проводить меня, но расставались молча. Мы смотрели друг другу в глаза, я ни о чём не думал. Милена лишь сказала напоследок.

- Ты не подумай, что я так всегда... Это просто от ужаса в моей жизни. Ты подошел с цветами, и в твоих глазах я увидела тепло и надежду. Я не хочу дожидаться его (прим. мужа из тюрьмы) я хочу нормального отца для дочки и будущих детей... Дети, я хочу как минимум троих. Ты... ты так похож на моего отца... ты не такой... я никогда так...

Слёзы потекли из её глаз, я обнял её, бессмысленно уставившись в её чуть крытое веснушками плечо. Снизу уже рычал прямотоком Субарь, и вскоре шелестя горной галькой остановился на перекрестке близ нас.

- Мне пора, Милана, мне было очень приятно с тобой познакомиться, ты замечательная... – сказал я ей, и она стремительно ушла в сторону своей хаты. Я сел в машину, Бекир щуря хитрые глаза сказал:

- Ух хорёшь! Ух красота! Боря-джан, у тебя хорёшь дэвушка!

- Да это так, знакомая...

Мы ехали вниз по серпантинам, минуя нищие лачуги, на фоне стремительно растущих монолитов, то ли гостиниц, то ли объектов олимпиады.  

***

Продолжение следует...