Сарматская царица.

Поэма казачья

-= Сарматская Царица =-

 

Женщинам казачкам посвящаю.

 

Посвящение.

 

Как в синем небе стаи птиц,

Столетья в вечность пролетели,

Но, мне видать сиянья лиц,

Тех, кости чьи в земле истлели.

В земле политой густо кровью,

В земле где вечно длится бой,

В земле Донского Приазовья,

В земле казачьей и родной.

**

 

Часть I

Леила и Намзит.

 

Бугор в степи - Бирючий Кут,

Его как змеи камень огибая,

Воды Тузлова и Аксая,

До Дону-Батюшки текут.

Гутарили как старики,

Там, у Тузлова у реки,

Два племени сарматских жили:

На правом берегу Кара’ич,

На левом жило племя Ма’ныч,

Рождались, мёрли и любили,

Врагов несметных лихо били,

Как говорится не тужили.

 

В Караичей семейном стане,

Что возвышался над лугами,

Где хомутцом Тузлов струится,

Жила прекрасная девица.

Степною дивной красотой

Её природа одарила,

Мужчинам всем была мечтой,

Княжна сарматская Леила.

Бездонный взор ее очей,

Как заячий холодок зелёных,

Светился сотнями огней

Сарматской кровию зажженных.

Брови её как смоль черны,

Волосья золотом лоснятся,

В тугие косы сплетены,

По стану стройному змеятся.

 

А за Тузловом за рекой,

Жил Маныча удалый сын,

Намзит, сарматский князь младой,

Леиле люб лишь он один,

Намзит играл ей на псалтыри,

О ней, о самой лучшей в мире,

Про свет очей ее чудесных,

О волосах ее прелестных,

Про голос льющийся ручьём,

О том, как счастлив с ней вдвоём.

Она в ответ ему спевала,

О том, как счастье с ним познала,

О мужестве его былинном,

О взоре ясном, соколином,

О том как чудно быть ей с ним,

Любимым, милым и родным.

Они в ночи уединялись,

И бурной страсти предавались,

Их ласк любовных нежный стон,

Будил ночной природы сон.

 

*

 

Но счастья дни война прервала,

Из-за далёких гор Урала,

Пришла враждебная орда,

И полилась кровь как вода.

Намзит зовёт на бой братов,

Прогнать незваных чужаков:

«Айда братья! Готовь булаты!

Мы войны Дона, мы сарматы,

Врага сурового сразим,

С нами Бога – мы победим!»

 

В районе Керчика истока,

Сарматы с вражьим войском бились,

И к ночи, полчища с востока,

В слепое бегство обратились,

Но горе и в сарматском стане,

Маныч-Намзит смертельно ранен.

С коня в густой ковыль он пал,

Уходит с кровью жизнь и сила,

И перед смертью прошептал:

- «Люблю тебя моя Леила…»

И привезли его до дому,

К Тузлову горькому, родному,

И скорбный вопль – «Убит! Убит!

Великий князь Маныч-Намзит.»

 

 

Часть II

Маныч – Азман.

 

Разлив закатом озарило,

Степенно плещется волна,

И горько плачет у могилы,

Леила, вдовая княжна.

В могиле муж её любимый,

Геройски пал во битве он,

И без него весь мир унылый,

И без него жизнь страшный сон.

 

Плач Леилы.

«Намзит… Намзит… О как же больно!

Зачем оставил ты меня?

О смерти думаю невольно,

Ведь жизни нет мне без тебя.

Намзит, любимый ты мой, милый,

Красивый, нежный мой, родимый,

Ты род наш доблестью прославил,

Но, ты меня одну оставил,

И нет мне жизни, нет дыханья,

Не снесть мне горе расставанья,

С тобою солнца свет погас,

И в скорби жду я смерти час,

Чтобы за жизненной чертой,

Я снова встретилась с тобой…»

*

Кинжал с ножен она достала,

И к горлу нежному прижала,

Но в ясном небе грянул гром,

И травы вспыхнули огнём,

Пред ней Намзита дух восстал,

Из рук ее кинжал отнял,

Загробным пламем взор пылает,

Он к небу руки простирает,

И громогласно говорит:

«Леила, я твой муж Намзит!

Будь проклят этот злобный рок,

Но жизни путь не кончен мой,

Под твоим сердцем наш сынок,

А с ним, и я всегда с тобой.»

 

*

 

Леила сына родила,

В Донской зимы густой туман,

И имя ему нарекла,

Намзита сын Маныч-Азман,

Прошли года и вырос он,

Как волк хитёр, как лев силён,

Былины о лихом отце,

Взрастили грозный дух в юнце.

 

Ему шестнадцатый лишь год,

Но грозный взор огнём пылает,

И вот, он  в боевой поход,

Сарматских воинов собирает,

Искать побед, добычи, славы,

И полетели вражьи главы,

От рук его и рук бойцов,

Казалось, кровь до облаков,

Плескала ввысь. И враг бежал,

До Волги и Кавказских скал.

 

От Каспия до Приднестровья,

Витает грозный ураган,

Обагривая степи кровью,

Сарматский князь Маныч-Азман,

Он молод, нет и двадцати,

Но дюже смел и славен в брани,

Хранят его в лютом пути,

Степных Богов святые длани.

Но, раз ступая в родный стан,

В засаду вражью он попал,

Был бой, и раненный Азман,

Не чуя боль врагов рубал.

 

Орда сарматская всё тает,

И землю кровью заливают,

Бойцы смертельно поражены,

Но кем же? Кем же окружены?!

Посадка в сёдлах по сарматски,

И гутор ихний, лик их братский,

Да этож свойское колено!

Азман кричит – «Братья – измена!»

 

*

 

А в стане родном в это время,

Орду с победой ждало племя,

Чтоб пред священным алтарём,

Помазать Маныча царём.

Готова златая корона,

Шатёр богатый из виссона,

Елей и жезл уж готов,

Все ждут. Но что за звук шагов?

 

Хромает конь походкой шаткой,

На нём боец к седлу склонился,

Одной рукою мёртвой хваткой,

За гриву конскую вцепился,

Ну а в другой его руке,

Булат на черном темляке,

В плече копьё, в груди стрела,

И льётся кровь с его чела,

Из под изрубленного шлема;

Тут конь упавши на колена,

С хрипеньем смертным в бок валится,

Изранен весь, и кровь струится,

Бойца домой донесть он смог,

Но жалобно заржав издох.

 

А всадник был едва живой,

Он прошептал с последних сил:

« Измена… подлою рукой,

Нас зрадников отряд разбил…»

 

И умер недоговоримши,

Очи зелёные закрымши,

Не угадать его от ран,

Лишь по доспехам золочённым,

Узнали князя. Обречённо,

Кричит народ – «Погиб Азман!»

 

Часть III

Сарматская Царица.

 

Народ сарматский духом пал,

Со смертью Маныча героя,

Задор и лихость потерял,

И стал разнузданной толпою.

Напрасно жрец к Богам взывает,

Напрасны жертвы и молитвы,

Во степь донскую враг ступает,

Не встретивши с народом битвы.

Славяне дикою ордой,

Ступают по земле донской.

 

 

Мужи сарматские лишь пьют,

Оружье на вино сменявши,

Да оды скорбные поют,

В унынья мерзости погрязши.

 

Враг уж к Тузлову подобрался,

Князей сарматских круг собрался,

И думу думают князья,

Что бою дать никак нельзя,

Что вражью тьму не победить,

И нужно с Дону уходить,

Ведь некому народ поднять,

Его вино и лень сгубила,

Но в круг вошла Азмана мать,

Княжна сарматская Леила.

 

«Мне нужно тридцать три бойца,

Тогда с Донской земли лица,

Я в силах вражью тьму прогнать,

И сим народный дух поднять.»

 

«Быть по её!» - князья решили,

И отдали княжне Леиле,

Отборных всадников отряд,

Но, целиком он из девчат,

Ведь парни в пьянстве и разгуле,

Да в опия дыму уснули.

 

*

 

Подули ветры ледяные,

Над степью устланной снегами,

Помчали девицы лихие,

На бой с суровыми врагами,

На вражий стан они напали,

С десяток воинов изрубив,

Врага тем самым разъярив,

Не приняв боя прочь помчали.

 

Погоня долгая была,

По хрупким льдам и снежной степи,

Врагов Леила привела,

К негаданной и лютой смерти,

Орду их в плавни заманила,

В камыш иссохший и густой,

Его коварно запалила,

И пламя адское стеной,

Врагов сжигало, а княжна,

Тропою тайною ушла.

 

*

 

Победа! И народ во спрял,

Воскрес с невиданною силой,

И смело в бой с врагами мчал,

Вслед за княжной Маныч-Леилой.

Во солнца полное затменье,

Народу снизошло знаменье,

И в нём Богов сарматских лица,

Вещали – «Вот ваша царица!

Она не силой, но умом,

Орду несметную сразила,

Да будет в царстве день за днём,

Прекрасная Маныч-Леила!»

 

И вот по ней елей струится,

И весь народ на ниц упал,

Леила! Грозная царица!

У ног твоих и Дон и Сал,

Хопёр и Волга, и Кубань,

И Крым, и Ея, и Тамань.

Кавказских гор лесная сень,

Осётр, ворон, и елень,

Огонь и ветер, воды, твердь,

Жердёлы, балки, музги, степь,

С тобой Богов сарматских сила,

О славная Маныч-Леила!

 

*

 

Сама орду водила в бой,

Разя булатом и стрелой,

Несметны полчища врагов,

Не счесть отрубленных голов.

Доспехи царские блистали,

На поле брани в грозный час,

Казалось в прах врагов сжигали,

Огни ее зеленых глаз.

Она всё знала наперед,

Когда, куда, и как пойдёт,

Противников ее орда,

Не ошибаясь никогда,

Она в тылы к ним заходила,

И жгла, колола и рубила.

И ни булат и ни стрела,

В неё в упор не попадали,

Свои и вражьи племена,

Бессмертною ее считали,

С ней видно Бог донских степей,

А может и сам дьявол с ней.

 

*

 

Зреть в очи все боялись ей,

Ведь если же негодовала,

То пленных вражеских мужей,

Одним лишь взглядом убивала,

Ей стоит в очи поглядеть,

Несчастный в страхе затрясётся,

И сердце в клочья разорвётся,

Такая вот лютая смерть.

И даже дикое зверьё,

Свой нрав на кротость обращало,

Издалека видя её,

К ней как ручное подбегало,

Орлы к ней на плечо садились,

А волки как щенки ластились,

А злая сте’пная гадюка,

Не проронив шипенья звука,

Спокойно к ней на длань вползала,

И как ребёнок засыпала.

 

*

 

Царица славна и богата,

Всё что угодно есть у ней,

Безмерна власть, и горы злата,

Несметны табуны коней,

Любовь народа, воспеванье,

Врагов сраженных послушанье,

Но только счастья в сердце нет,

Ведь всю любовь и жизни свет,

Сокрыл сырой землёй курган,

Где муж Намзит, и  сын Азман,

Лежат уснувши вечным сном,

Но как-то в сумраке ночном,

К кургану подошла Леила,

Во глас степных Богов молила,

И до кургана, до земли,

Спустились божьи корабли,

И трубный звук вокруг струится,

Всё громче, и всё ярче свет,

Вдруг – темнота, и нет царицы,

Кургана в сте’пи тоже нет!

 

***

 

Послесловие.

 

Байрак в степи Бирючий Кут,

Его как змеи камень огибая,

Воды Тузлова и Аксая,

До Дону-Батюшки текут.

Гутарили как старики,

Там, у Тузлова у реки,

Где щас лишь городок дурацкий,

Когда-то жил народ сарматский.

Так вот, что деды то сказали,

Что как-то по ночи видали,

Как золотая колесница,

В небесной темноте парила,

А в ней Сарматская царица,

Прекрасная Маныч-Леила.

С ней рядом муж её сидит,

Отважный князь Маныч-Намзит,

А рядом с этой колесницей,

Тревожа над рекой туман,

Красавец всадник лихо мчится,

Леилы сын Маныч-Азман…

 

***

Конец.

 

Сергей Белогвардеец.

Новочеркасская тюрьма. Камера №112.

Апрель 2015